Принципы непосредственности, устности, состязательности и непрерывности

Перлов И. Д. "Кассационное производство в советском уголовном процессе"
Изд-во «Юридическая литература», М., 1968 г.
OCR Yurkonsultacia.Ru
Приведено с некоторыми сокращениями

В стадии кассационного производства осуществляются в определенных пределах, с учетом специфических условий, в которых действует кассационная инстанция, принципы непосредственности, устности, состязательности и непрерывности судебного рассмотрения дел.
Принцип непосредственности выражается в том, что судьями кассационной инстанции, как и судьями первой инстанции, непосредственно воспринимаются вещественные доказательства, приобщенные к делу, новые материалы, представленные в кассационную инстанцию, письменные документы, письменное заключение эксперта, объяснения участников процесса, явившихся в заседание кассационной инстанции, доклад члена суда и заключение прокурора.
Что же касается показаний подсудимых, потерпевших, свидетелей, экспертов (ответы на вопросы по поводу данного им заключения), данных ими в суде первой инстанции, то они, конечно, воспринимаются лишь по протоколу судебного заседания и протоколам допросов на предварительном следствии. Здесь восприятие опосредствованно. Следует при этом заметить, что объяснения, даваемые в кассационной инстанции подсудимыми и потерпевшими, во многом по существу совпадают с их показаниями в суде первой инстанции. Это в известной мере снимает ограничение принципа непосредственности. Необходимо иметь в виду, что законодатель не ограничивает какими-либо пределами эти объяснения. Поскольку они касаются жалоб и протеста, а последние — приговора, постольку ясно, что предметом объяснений всегда будет существо обвинения, существо дела.
Непоследовательную и противоречивую позицию в отграничении объяснений, даваемых подсудимым в кассационной инстанции, от показаний, даваемых им в суде первой инстанции, занимает А. Л. Ривлин. Он пишет: «...обвиняемые могут участвовать в кассационном разбирательстве и давать там свои объяснения. Но их объяснения сводятся к поддержанию жалоб и возражениям против протестов и жалоб других сторон. Правда, проверка правильности приговора по существу, свойственная советскому кассационному пересмотру, может сообщить и часто сообщает объяснениям обвиняемого в кассационной инстанции характер показаний по существу дела. Однако кассационный суд должен воспринимать эти объяснения как объяснения кассатора, а не как объяснения по существу дела, исходящие от обвиняемого как источника доказательств».
Противоречие в суждениях автора здесь налицо. С одной стороны, по мнению А. Л. Ривлина, объяснения подсудимого часто представляют собой его показания по существу дела. С другой стороны, кассационная инстанция не должна их воспринимать как показания по существу дела, а лишь как объяснения кассатора. Суды кассационной инстанции воспринимают то, что объясняет подсудимый, и не могут воспринимать что-то другое. Если эти объяснения касаются существа дела, то они не могут весприниматься как объяснения, не касающиеся существа дела. Кстати, заметим, что объяснения, не касающиеся существа дела, не нужны кассационной инстанции.
Еще более категорическую позицию в оценке характера и содержания объяснений подсудимого в кассационной инстанции занимает А. Л. Цыпкин, полагающий, что осужденный или оправданный в кассационной инстанции «не подвергается допросу со стороны суда, прокурора и других участников процесса, а дает объяснения, дополняя, развивая и обосновывая свою кассационную жалобу.
Даваемые в таких условиях объяснения не могут рассматриваться как средства доказывания, устанавливающие или опровергающие факты обвинения и иные обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела. Не в этом суть и назначение объяснений подсудимого в кассационном суде. Если бы оказалось, что подсудимый в кассационном суде приводит факты, которые имеют существенное значение для опровержения или подтверждения обвинения или других имеющих существенное значение обстоятельств, то эти факты невозможно включить, присоединить к совокупности доказательств, имеющихся по делу и проверенных на судебном следствии. Такие факты могут послужить лишь основанием для решения вопроса о необходимости проверки их в установленном порядке на судебном следствии (или предварительном следствии) и, с учетом всех данных, повлечь за собой отмену приговора с передачей его на новое рассмотрение.
Так же обстоит дело и с объяснениями потерпевшего на суде, которые с доказательственной стороны существенно отличаются от показаний потерпевшего при предварительном расследовании или на судебном разбирательстве».
Разберем доводы автора. Во-первых, он утверждает, что подсудимый не подвергается допросу в суде кассационной инстанции. Разумеется, он не подвергается допросу в том смысле, в котором он допрашивается в суде первой инстанции. Но это не означает, что если после выслушивания объяснений подсудимого, у судей или других лиц, участвующих в заседании кассационной инстанции, возникнут какие-либо вопросы, связанные с уточнением и дополнением данных объяснений, то они лишены возможности их поставить. Было бы целесообразно указать в законе на возможность постановки таких вопросов как подсудимому, так и иным лицам, дающим объяснения в кассационной инстанции. В этом и заключается смысл допущения определенных участников процесса к даче объяснений в кассационной инстанции: досконально разобраться в существе дела с помощью не только письменных материалов, но и живых лиц. Если лишить суд кассационной инстанции возможности активного вторжения в существо дела, то проверка законности и обоснованности приговора станет сугубо формальной.
Во-вторых, автор утверждает, что объяснения не могут служить средством доказывания, даже если они опровергают обвинение. Но как же тогда обстоит с возможностью отмены приговора и прекращения дела производством в кассационной инстанции, с возможностью изменения квалификации преступления и меры наказания кассационным судом? Разве этот суд не вправе учитывать объяснения подсудимого, потерпевшего и других лиц при принятии решения? Если отрицательно решить этот вопрос, то зачем нужны эти объяснения, неужели только для того, чтобы отменить приговор и передать дело на новое расследование или новое судебное рассмотрение?
Автор утверждает, что объяснения подсудимого лишь дополняют, развивают и обосновывают кассационную жалобу. Но это достаточно широко раскрывает предмет объяснений, ибо кассационная жалоба охватывает все, что связано с обвинением и наказанием.
В советской уголовно-процессуальной литературе широко распространена неправильная точка зрения, что принципы устности, непосредственности и состязательности осуществляются лишь в стадии судебного разбирательства, но они,не реализуются в кассационном производстве. Более того, отсутствие действия этих принципов, по мнению сторонников этой точки зрения, и отличает суд второй инстанции от суда первой инстанции.
«Суд первой инстанции,— пишет М. С. Строгович,— оценивает доказательства в обстановке устного, непосредственного и состязательного процесса... Кассационная же инстанция судебного следствия не ведет и решение выносит на основе письменных материалов, имеющихся в деле, а иногда и представленных сторонами... Отсутствие судебного следствия, проводимого на началах устности, непосредственности и состязательности, лишает кассационную инстанцию тех средств обнаружения истины, которыми располагает суд первой инстанции».
В другой работе автор пишет: «Кассационная же инстанция... рассматривает только письменное производство по делу и решает дело на основе только письменных актов...».
Мысль автора предельно ясна. Кассационная инстанция имеет дело только с письменными материалами дела, здесь нет устности и непосредственности процесса. Но так ли это в действительности? Ведь в заседании кассационной инстанции участвуют и заслушиваются устные объяснения, заявления и ходатайства участников процесса (осужденного, оправданного, их защитников и законных представителей, а также потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика и их представителей), устный и развернутый доклад члена суда, устное заключение прокурора. Кассационная инстанция, принимая решение по делу, учитывает все данные, полученные в результате заслушания всех этих устных объяснений, заявлений, ходатайств, заключений, в совокупности с данными, имеющимися в письменных материалах дела. Почему игнорируется эта весьма важная сторона в деятельности кассационной инстанции и все сводится лишь к письменному производству в чистом его виде?
Прокурор обязан лично участвовать в заседании кассационной инстанции и дать по делу устное заключение, а не ограничиваться представлением в кассационную инстанцию письменного заключения. Иное решение этого вопроса привело бы к нарушению принципов устности и непосредственности рассмотрения дела в кассационном порядке. Кроме того, заключение прокурора должно быть основано не только на письменных материалах дела, но и на выслушивании прокурором доклада члена суда, объяснений явившихся в заседание кассационной инстанции участников процесса, на представленных новых материалах, возражениях на кассационные жалобы и протест и т. д.
Поэтому нельзя согласиться с утверждением М. С. Строговича, что «прокурор может представлять кассационной инстанции свое заключение заблаговременно (до кассационного заседания) в письменной форме, а может дать это заключение устно непосредственно в кассационном заседании».
Выходит, что здесь действует альтернатива: прокурор может ограничиться представлением в суд кассационной инстанции письменного заключения, равно как и может явиться в заседание этого суда и дать устное заключение. Но закон не знает такой альтернативы.
М. А. Чельцов также утверждает, что принципы устности и непосредственности не осуществляются в стадии кассационного производства. «Трудность работы суда второй инстанции, посвященной проверке обоснованности приговора, зависит от того, что доказательства воспринимался судом второй инстанции не в условиях устности и непосредственности».
На той же позиции стоит Я. О. Мотовиловкер. Он утверждает, что «принцип устности и непосредственности не находит здесь (в кассационной инстанции.— И. П.) своего последовательного применения».
«Как известно, в суде второй инстанции,— пишет А. М. Левин,— не производится судебное следствие. Отсюда вытекает невозможность непосредственного восприятия доказательств».
Большинство советских процессуалистов считают, что деятельность суда кассационной, инстанции основана лишь на письменных материалах дела и в связи с этим противопоставляет деятельность суда второй инстанции деятельности суда первой инстанции. «Суд,— пишет Д. С. Карев,— рассматривающий дело в кассационном порядке или в порядке судебного надзора, имеет в своем распоряжении только материалы, дела или новые письменные материалы, представленные в кассационном заседании...».
Эта неправильная точка зрения на суд кассационной инстанции проникла из специальной юридической печати и в общую печать. Так, О. Чайковская пишет: «Ошибка суда первой инстанции,— тяжелая вещь. Ведь именно этот суд видит подсудимого и свидетелей в лицо, именно он вслушивается в живую речь — ему и решать. Последующие инстанции живых лиц уже не видят и оттенков (столь важных тут) не слышат. Они судят обычно по содержащимся в деле материалам».
Во всех этих высказываниях деятельность кассационной инстанции изображается неправильно. Кроме письменных материалов, суд кассационной инстанции нередко видит подсудимых и потерпевших, защитников и законных представителей, гражданских истцов, гражданских ответчиков и их представителей, слушает их живую речь. Внутреннее убеждение судей кассационной инстанции формируется не только на основании письменных материалов дела, но и на основе выслушивания устных объяснений и заключений участников процесса.
Противопоставление суда второй инстанции суду первой инстанции имеет место не только в теории, но и в судебной практике. Оно очень четко выражено в определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР по делу Чеснокова: «Суд первой инстанции, рассматривая дело по существу, входит в оценку всех доказательств по делу, непосредственно допрашивая как обвиняемого, так и свидетелей. Из совокупности данных судебного следствия и анализа всех материалов дела суд и выносит обвинительный или оправдательный приговор.
Суд второй инстанции при рассмотрении дела по жалобе осужденного или по протесту лишен такой возможности. Он имеет перед собой только протокольные записи показаний обвиняемого и свидетелей, а потому при переоценке доказательств более ограничен в свэих выводах о виновности или невиновности обвиняемого. Показания людей имеют несравненно большую доказательную силу, нежели сухие и неизбежно краткие протокольные записи».
Совершенно очевидно влияние на это определение взглядов, имеющих широкое хождение в литературе. Эти взгляды надо критиковать и преодолевать. Но этим ограничиться нельзя. Необходимо добиваться дальнейшего укрепления принципов непосредственности и устности в кассационном производстве. Только этим путем можно существенно улучшить деятельность судов кассационной инстанции, освободить их от элементов формализма и штамповки вынесенных приговоров.
«Суды второй инстанции,— правильно пишет первый заместитель председателя Верховного Суда СССР В. В. Куликов,— не должны забывать, что правильными решениями в большинстве случаев оказываются те, которые принимаются при детальном ознакомлении с конкретными обстоятельствами дела, основаны на непосредственной проверке и личном восприятии в судебном заседании определенных обстоятельств и Ьсех данных, характеризующих лицо, совершившее преступление». Отрицание того, что в кассационном производстве осуществляются принципы устности и непосредственности; связано и с высказанным в литературе взглядом па апелляционное производство. Большинство процессуалистов исходят из того, что апелляционное производство присуще лишь буржуазному уголовному процессу и в принципе чуждо социалистическому уголовному процессу. «Отвергнув апелляцию как неприемлемую и чуждую советскому уголовному процессу форму пересмотра приговоров,— пишет И. И. Мухин,— советское законодательство не лриняло и отвергло также и старую, буржуазную кассацию, в ее чистом виде, отрывающую форму от оущества и проверяющую только формальные моменты, а не существо дела. Этот процессуальный институт буржуазного права также был неприемлем по своей сущности для нашего процесса».
«...Как приблизить суды второй инстанции,— спрашивает В. Н. Кан,— к непосредственному восприятию доказательственных фактов? Мы далеки от мысли о необходимости возрождения буржуазной апелляции».
Институт апелляции известен "уголовному процессу некоторых зарубежных социалистических государств, и утверждение, что это — институт буржуазного уголовного процесса, не только фактически неточно, но и политически бестактно в отношении законодательства социалистических стран.
Касаясь ст. 353 УПК РСФСР 1922 года, установившей, что кассационные жалобы на приговоры «могут быть принесены каждой из заинтересованных сторон исключительно лишь по поводу формального нарушения прав и интересов данной стороны... и не могут касаться существа приговора», М. С. Строгович утверждает, что эта статья «вовсе не устанавливала института «чистой» кассации, смысл ее был в отрицании апелляции».
С этим утверждением вряд ли можно согласиться. Положение ст. 353 УПК РСФСР неправильно характеризовало советскую кассацию, придавало ей характер именно «чистой» кассации. Незачем приукрашивать и теоретически ее оправдывать. Напротив, необходимо дать критическую оценку этой статье. Иное дело, чго судебная практика в целом не развивалась по пути, предначертанному ст. 353 УПК РСФСР, хотя отрицательное ее влияние на практику было несомненным.
Кроме того, положение ст. 353 УПК РСФСР не было последовательно развито в других статьях УПК. 1922 года. Более того, ст. ст. 361 и 363 УПК явно противоречили ст. 353 УПК. Все это, вместе взятое, не дало возможности советской кассации стать «чистой» кассацией: она всегда отличалась вторжением в существо дела.
Необходимо существенно изменить законодательство, расширить полномочия кассационного суда в области непосредственного исследования доказательств, внедрить в кассационное производство некоторые элементы апелляционного производства.
Под апелляционным производством обычно понимают такой порядок обжалования и проверки правильности приговора, при котором вышестоящий суд (апелляционная инстанция) по жалобам сторон и протесту прокурора повторяет полностью судебное разбирательство (включая судебное следствие), имевшее место в суде первой инстанции, и постановляет новый приговор.
От такого апелляционного производства мы правильно отказались в первые же дни создания советского уголовного процесса. Суду кассационной инстанции незачем по всем делам повторять судебное разбирательство в полном объеме. Это привело бы к судебной волоките, к ненужной затрате времени и энергии судей, к отрыву многих людей от работы и другим отрицательным последствиям. Однако назрела необходимость в существенном расширении прав суда кассационной инстанции в области непосредственного исследования доказательств. Если у судей кассационной инстанции возникло сомнение в достоверности показаний одного или двух свидетелей или в правильности заключения эксперта, почему бы не разрешить им вызвать этих лиц в заседание кассационной инстанции, допросить их и разрешить возникшие сомнения? Зачем для этой цели во всех случаях отменять приговор и передавать дело на новое судебное рассмотрение и повторять судебное разбирательство в полном объеме, когда есть возможность со значительно меньшей затратой сил и времени разрешить возникшие сомнения в кассационной инстанции? Это тем более возможно, если будет положительно решен вопрос о допуске к участию в кассационной инстанции народных заседателей.
Представляется, что в известных пределах в кассационном производстве осуществляется принцип состязательности. Этот принцип в кассационном производстве выражается прежде всего в том, что участники процесса получают широкую возможность оспаривать перед кассационной инстанцией приговор суда, каждый, исходя из своих процессуальных интересов, путем подачи кассационных жалоб. Прокурор вправе оспаривать приговор суда для того, чтобы обеспечить его законность и обоснованность. Стороны вправе знакомиться с жалобами и протестом и подавать на них свои возражения, равно как и подавать дополнительные жалобы и протест и представлять новые материалы в кассационную инстанцию, давать лично объяснения в заседании кассационной инстанции.
Принцип состязательности выражается и в том, что каждый из субъектов кассационного производства имеет возможность и вправе отстаивать в суде кассационной инстанции свою позицию и возражать против позиции, занимаемой другими субъектами кассационного производства. В суде кассационной инстанции, как и в суде первой инстанции, нередко развертывается спор между субъектами кассационного производства по поводу законности и обоснованности приговора, высказываются различные взгляды, обстоятельства дела освещаются с разных позиций, что содействует правильному решению дела.
При этом субъекты кассационного производства наделены равными правами для отстаивания своей позиции, своих взглядов. Равенство прав участников судебного разбирательства, провозглашенное ст. 38 Основ уголовного судопроизводства (ст. 245 УПК РСФСР), за некоторым исключением (в кассационной инстанции нет обвинителя-прокурора, если иметь в виду прокурора, дающего заключение по делу), осуществляется и в стадии кассационного производства.
Все участники судебного разбирательства, перечисленные в ст. 38 Основ, имеют равные права по кассационному обжалованию приговора, ознакомлению с делом и поступившими жалобами и протестом, представлению возражений на них, а также представлению дополнительных жалоб и протестов и возражений на них, возбуждению ходатайств, заявлению отводов, представлению дополнительных материалов, участию в заседании кассационной инстанции, даче объяснений суду кассационной инстанции и т. д. Вместе с тем имеются и некоторые особенности в осуществлении этого принципа. Так, принесение протеста на приговор и определение прокурором составляет не только его право, но и его обязанность, ибо прокурор выступает в кассационной инстанции не в роли обвининителя, а в качестве представителя органа надзора за законностью. Прокурор — единственный участник процесса, дающий заключение по делу. Гражданский истец, гражданский ответчик и их представители вправе обжаловать приговор не в целом, а лишь в части, относящейся к гражданскому иску. Лицо, оправданное по суду, вправе обжаловать оправдательный приговор лишь в части мотивов и оснований оправдания.
Только осужденному и оправданному по их о том просьбе вручается копия протеста прокурора или жалобы потерпевшего. Только они в случае явки допускаются к даче объяснений и могут (как и их защитники) давать дополнительные объяснения после заключения прокурора.
Таким образом, при равенстве прав в основном некоторые участники процесса наделены дополнительными правами, а другие участники процесса несколько ограничены в своих правах, исходя из положения, занимаемого ими в процессе.
Следует согласиться со следующим утверждением Стефана Павлова: «Право сторон требовать производства ню проверке приговора второй инстанцией связано с состязательной формой процесса. Следственный (инквизиционный) процесс, в котором не существовало самого понятия «стороны», не знал такого права. Там проверка приговора осуществлялась в ревизионном (служебном) порядке».
Принцип непрерывности судебного заседания и неизменности состава суда полностью осуществляются в стадии кассационного производства.
При кассационном рассмотрении дел в полной мере действуют положения ст. 37 Основ уголовного судопроизводства: 1) судебное заседание по каждому делу происходит непрерывно, кроме времени, назначенного для отдыха; 2) рассмотрение тещи же судьями других дел ранее окончания слушания начатого дела не допускается и 3) каждое дело должно быть рассмотрено в одном и том же составе судей.
В связи с этим следует критически оценить встречающуюся в некоторых судах незаконную практику рассмотрения в кассационной инстанции дел «пачками» без немедленного составления и оглашения в судебном заседании определения кассационной инстанции, так как эта практика нарушает принцип непрерывности судебного заседания.

Продолжение ...